Никнейм: Вера (работал(-а) в компании и знает её изнутри)
Дата начала работы: 2013
Дата увольнения: 2014

Скоро закатъ.
Мы смотрѣли, какъ солнце коснулось вершины одной горы. На землѣ мы смотрѣли бы на это явленіе простыми глазами — здѣсь это невозможно, потому что тутъ нѣтъ ни атмосферы ни паровъ воды, вслѣдствіе чего солнце нисколько не потеряло ни своей синеватости ни своей тепловой и свѣтовой силы. Взглянуть на него безъ темнаго стекла можно было только мелькомъ; это не то, что наше багровое и слабое при закатѣ и восходѣ солнце!..
Оно погружалось, но медленно. Вотъ уже отъ перваго его прикосновенія къ горизонту прошло полчаса, а половина его еще не скрылась.
Въ Петербургѣ или Москвѣ время заката не болѣе 3—5 минутъ, въ тропическихъ же странахъ оно около двухъ минутъ, и только на полюсѣ оно можетъ продолжаться нѣсколько часовъ.
Наконецъ, за горами потухла послѣдняя частица солнца, казавшаяся яркой звѣздой.
Но зари нѣтъ.
Вмѣсто зари мы видимъ кругомъ себя множество свѣтящихся довольно яркимъ отраженнымъ свѣтомъ вершинъ горъ и другихъ возвышенныхъ частей окрестности.
Этого свѣта вполнѣ достаточно, чтобы не потонуть во мракѣ въ продолженіе многихъ часовъ, если бы даже и не было мѣсяца.
Одна отдаленная вершина, какъ фонарь, свѣтилась въ продолженіе 30 часовъ. Но и она потухла.
Намъ свѣтилъ только мѣсяцъ и звѣзды, свѣтовая сила которыхъ ничтожна.
Тотчасъ послѣ заката и даже нѣкоторое время спустя, отраженный солнечный свѣтъ преобладалъ надъ свѣченіемъ мѣсяца.
Теперь же, когда потухъ послѣдній конусъ, мѣсяцъ — господинъ ночи — воцарился надъ луною. Обратимъ же къ нему нашъ взоръ.
Поверхность его разъ въ 15 больше поверхности земного мѣсяца, который былъ передъ этимъ, какъ я уже говорилъ, то же, что вишня передъ яблокомъ.
Сила свѣта его разъ въ 20 превышала свѣтъ знакомаго вамъ мѣсяца.
Безъ напряженія можно было читать; казалось, не ночь это, а какой-то фантастическій день.
Его сіяніе, безъ особенныхъ экрановъ, не позволяло видѣть ни зодіакальный свѣтъ ни звѣздную мелочь.
Какой видъ! Здравствуй, земля! Наши сердца бились томительно: не то горько, не то сладко. Воспоминания врывались въ душу…
Какъ была мила теперь и таинственна эта прежде ругаемая и пошлая земля! Видимъ ее, какъ бы картину, закрытую голубымъ стекломъ. Это стекло — воздушный океанъ земли.
Видимъ Африку и часть Азіи. Сахара, Гоби, Аравія! страны бездождія и безоблачнаго неба! на васъ нѣтъ пятенъ: вы всегда открыты для взоровъ селенита. Только при поворачиваніи планеты вокругъ оси уносятся ею эти пустыни.
Бѣлые, безформениые клоки и полосы. Это облака.
Суша казалась грязно-желтой или грязно-зеленой.
Моря и океаны темны, но оттѣнки ихъ различны, что зависитъ, вѣроятно, отъ степени ихъ волненія и покоя: вонъ тамъ, можетъ-быть, на гребняхъ волнъ, играютъ барашки — такъ море бѣлесовато. Воды кое-гдѣ покрыты облаками, но не всѣ облака бѣлоснѣжны, хотя сѣроватыхъ мало: должно-быть, они закрыты верхними свѣтлыми слоями, состоящими изъ ледяной кристаллической пыли.
Два діаметральные конца планеты особенно блестѣли: это полярные снѣга и льды.
Сѣверная бѣлизна была чище и имѣла большую поверхность, чѣмъ южная.
Если бы облака не двигались, то ихъ трудно было бы отличить отъ снѣга. Впрочемъ, снѣга большею частію лежать глубже въ воздушномъ океанѣ, и потому покрывающій ихъ голубой цвѣтъ темнѣе, чѣмъ эта же окраска у облаковъ.
Снѣговые блестки небольшой величины мы видимъ разданными по всей планетѣ и даже на экваторѣ: это вершины горъ, иногда настолько высокихъ, что даже въ тропическихъ странахъ съ нихъ никогда не сходитъ снѣговая шапка.
Это Альпы блестать!
Это Кавказскія вершины!
Это Гималайскій хребетъ!
Снѣговыя пятна болѣе постоянны, чѣмъ облачныя, но и они (снѣговыя) измѣняются, исчезаютъ и вновь появляются съ временами года…
Въ телескопъ можно было разобрать всѣ подробности… Полюбовались мы!
Была первая четверть; темная половина земли, освѣщенная слабой луной, различалась съ большимъ трудомъ и была далеко темнѣе темной (пепельной) части луны, видимой съ земли.
Намъ захотѣлось ѣсть. Но прежде чѣмъ сойти въ ущелье, мы пожелали узнать, очень ли еще горяча почва. Сходимъ съ устроенной нами каменной настилки, уже нѣсколько разъ возобновляемой, и оказываемся въ невозможно натопленной банѣ. Жаръ быстро проникаетъ черезъ подошвы… Поспѣшно ретируемся: не скоро еще остынетъ почва.
Мы обѣдаемъ въ ущельи, края котораго теперь не свѣтятся, но звѣздъ видно страшное множество.
Черезъ каждые два-три часа мы выходили и наблюдали мѣсяцъ—землю.
Мы могли бы осмотрѣть ее всю часовъ въ 20, если бы этому не мѣшала облачность вашей планеты. Съ нѣкоторыхъ мѣстъ облака упрямо не сходили и выводили насъ изъ терпѣнія, хотя мы и надѣялись ихъ еще увидать, и дѣйствительно, мы ихъ наблюдали, какъ только тамъ наступало вёдро.

Пять дней мы скрывались въ нѣдрахъ луны и если выходили, то въ ближайшія мѣста и на короткое время.
Почва остывала, и къ концу пятыхъ сутокъ — по земному, или къ серединѣ ночи — по лунному, настолько охладилась, что мы рѣшились предпринять свое путешествіе по лунѣ: по ея доламъ и горамъ. Ни въ одномъ низкомъ мѣстѣ мы собственно и не были; эти темноватыя, огромныя и низкія пространства луны принято называть морями, хотя совсѣмъ неправильно, такъ какъ тамъ присутствіе воды не обнаружено. Не найдемъ ли мы въ этихъ «моряхъ» и еще болѣе низкихъ мѣстахъ слѣдовъ нептунической дѣятельности, — слѣдовъ воды, воздуха и органической жизни, по мнѣнію нѣкоторыхъ ученыхъ, уже давно исчезнувшихъ на лунѣ? Есть предположеніе, что все это когда-то на ней было, если и теперь не есть гдѣ-нибудь въ расщелинахъ и пропастяхъ: были вода и воздухъ, но всосались, поглотились съ теченіемъ вѣковъ ея почвой, соединившейся съ ними химически; были и организмы — какая-нибудь растительность несложнаго порядка, какія-нибудь раковины, потому что, гдѣ вода и воздухъ, тамъ и плѣсень, а плѣсень — начало органической жизни, по крайней мѣрѣ низшей.
Что касается до моего пріятеля — физика, то онъ думаетъ и имѣетъ на то основаніе, что на лунѣ никогда не было ни жизни, ни воды, ни воздуха. Если и была вода, если и былъ воздухъ, то при такой высокой температурѣ, при которой никакая органическая жизнь невозможна.
Да простятъ мнѣ читатели, что я высказываю тутъ личный взглядъ моего друга — физика, нисколько притомъ недоказанный.
Вотъ, когда совершимъ кругосвѣтное путешествіе, тогда и видно будетъ, кто правъ.
Итакъ, захвативъ грузы, которые значительно облегчились, по причинѣ большого количества съѣденнаго и выпитаго, оставляемъ гостепріимное ущелье и, по мѣсяцу, стоявшему на одномъ и томъ же мѣстѣ чернаго свода, направляемся къ жилищу, которое вскорѣ и отыскиваемъ.
Деревянныя ставни и другія части дома и службъ, сдѣланныя изъ того же матеріала, подверженныя продолжительному дѣйствію солнца, разложились и обуглились съ поверхности; на дворѣ мы нашли обломки разорванной давленіемъ пара бочки съ водой, которую, закупоривъ, неосторожно оставили на солнечномъ припекѣ; слѣдовъ воды, конечно, не было — она улетучилась безъ остатка; у крыльца нашли осколки стекла, — это отъ фонаря, оправа котораго была сдѣлана изъ легкоплавкаго металла: понятно, она расплавилась, и стекла полетѣли внизъ; въ домѣ мы нашли меньше поврежденій, — толстыя каменныя стѣны защитили; въ погребѣ все оказалось цѣлехонько.
Забравъ изъ погреба необходимое, чтобы не умереть отъ жажды и голода, мы отправились въ продолжительное путешествіе къ полюсу луны и въ другое таинственное полушаpіe, невидѣнное еще ни однимъ изъ людей.
— Не бѣжать ли намъ за солнцемъ къ западу, — предложилъ физикъ, — склоняясь понемногу къ одному изъ полюсовъ? Тогда мы можемъ за разъ убить двухъ зайцевъ: первый заяцъ — достиженіе полюса и безмѣсячнаго полушарія; второй заяцъ — избѣжаніе чрезмѣрнаго холода, такъ какъ, если не отстанемъ отъ солнца, будемъ бѣжать по мѣстамъ, нагрѣваемымъ солнцемъ опредѣленное время, слѣдовательно — по мѣстамъ съ неизмѣнной температурой. Мы можемъ даже произвольно, по мѣрѣ надобности, мѣнять температуру: перегоняя солнце, мы будемъ ее возвышать, отставая — понижать. Особенно это хорошо, имѣя въ виду, что мы приблизимся къ полюсу, средняя температура котораго низка.
— Да полно, возможно ли это? — замѣтилъ я на странныя теоріи физика.
— Очень возможно, — отвѣтилъ онъ. — Возьми только въ расчетъ легкость бѣга на лунѣ и медленное движеніе (видимое) солнца. Въ самомъ дѣлѣ, наибольшей лунный кругъ имѣетъ тысячъ десять верстъ протяженія. Это протяженіе надо пробѣжать, чтобы не отстать отъ солнца, въ тридцать сутокъ или семьсотъ часовъ, выражаясь земнымъ языкомъ; слѣдовательно, въ часъ требуется пробѣжать четырнадцать съ половиною верстъ.
— На лунѣ четырнадцать верстъ въ часъ!—воскликнулъ я; гляжу на это число не иначе, какъ съ презрѣніемъ.
— Ну, вотъ, видишь.
— Шутя пробѣжимъ вдвое больше! — продолжалъ я, припоминая наши обоюдныя гимнастическія упражненія. И тогда можно черезъ каждые двѣнадцать часовъ столько же спать…
— Другія параллели, — объяснялъ физикъ: — чѣмъ ближе къ полюсу, тѣмъ меньше, а такъ какъ мы направляемся именно черезъ этотъ пунктъ, то можемъ бѣжать, не отставая отъ солнца, постепенно съ меньшею быстротою. Однако, холодъ полярныхъ странъ не позволитъ этого сдѣлать: по мѣрѣ приближения къ полюсу мы должны, чтобы не замерзнуть, приблизиться къ солнцу, то есть бѣжать по мѣстамъ, хотя и полярнымъ, но подверженнымъ болѣе продолжительному освѣщенію солнца. Полярное солнце стоитъ не высоко надъ горизонтемъ, и потому нагрѣваніе почвы несравненно слабѣе, такъ что даже при самомъ закатѣ почва только тепла.
Чѣмъ ближе къ полюсу, тѣмъ ближе мы должны быть къ закату, ради возможнаго постоянства температуры.
— Къ западу, къ западу!
Скользимъ какъ тѣни, какъ привидѣнія, безшумно касаясь ногами пріятно согрѣвающей почвы. Мѣсяцъ почти округлился и свѣтилъ поэтому весьма ярко, представляя очаровательную картину, прикрытую голубымъ стеломъ, толщина котораго какъ бы возрастаетъ къ краямъ, такъ какъ чѣмъ ближе къ нимъ, тѣмъ оно темнѣе: по самымъ краямъ нельзя разобрать ни суши, ни воды, ни формъ облаковъ.
Теперь мы видимъ полушаріе, богатое сушей, черезъ двѣнадцать часовъ наоборотъ, — богатое водою, — почти одинъ Тихій океанъ; онъ плохо отражаетъ лучи солнца и потому, если бы не облака и льды, сильно свѣтящіеся, мѣсяцъ не былъ бы такъ ярокъ, какъ сейчасъ.
Легко вбѣгаемъ на возвышенія и еще легче сбѣгаемъ съ нихъ. Изрѣдка погружаемся въ тѣнь, изъ которой видно болѣе звѣздъ. Пока встрѣчаются только небольшие холмы. Но и высочайшія горы не составятъ препятствія, такъ какъ здѣсь температура мѣста не зависитъ отъ его высоты: вершины горъ такъ же теплы и свободны отъ снѣга, какъ и низкія долины… Неровныя пространства, уступы, пропасти на лунѣ не страшны. Неровныя мѣста и пропасти, достигающія 10-15 саженъ ширины, мы перепрыгиваемъ; а если онѣ очень велики и недоступны, то стараемся обѣжать ихъ стороною, или лѣпимся по крутизнамъ и уступамъ съ помощію тонкихъ бечевокъ, острыхъ палокъ съ крючьями и колючихъ подошвъ.
Припомните нашу малую тяжесть, которая не требуетъ для поддержанія насъ канатовъ, — и вамъ все будетъ понятно.
— Отчего мы не бѣжимъ къ экватору, вѣдь мы тамъ не были? — замѣтилъ я.
— Ничто не мѣшаетъ намъ туда бѣжать, — согласился физикъ, и мы тотчасъ же измѣнили нашъ курсъ.
Бѣжали мы черезчуръ быстро, и потому почва становилась все теплѣе; наконецъ, бѣжать становилось невозможно отъ жары, ибо мы попали въ мѣста болѣе нагрѣтыя солнцемъ.
— Что будетъ, — спросилъ я, — если мы будемъ бѣжать, несмотря ни на какой жаръ, съ этою быстротою и по тому же направленно — къ западу?
— Дней, по земному, черезъ семь такого бѣга мы увидѣли бы сначала освѣщенныя солнцемъ вершины горъ, а потомъ и самое солнце, восходящее на западѣ.
— Неужели солнце взошло бы тамъ, гдѣ оно обыкновенно заходить? — усомнился я.
— Да, это вѣрно, и будь мы сказочныя саламандры, застрахованныя отъ огня, мы могли бы воочію убѣдиться въ этомъ явленіи.
— Что же, солнце только покажется и опять скроется, или будетъ восходить обычнымъ порядкомъ?
— До тѣхъ поръ, пока мы бѣжимъ, положимъ, по экватору, со скоростью превышающею четырнадцать съ половиной верстъ, до тѣхъ поръ солнце будетъ двигаться отъ запада къ востоку, гдѣ и зайдетъ; но стоитъ намъ только остановиться, какъ оно тотчасъ же можетъ двигаться обычнымъ порядкомъ и, приподнятое насильно съ запада, опять погрузится за горизонтъ.
— А что, если мы не будемъ бѣжать ни быстрѣе ни тише четырнадцати съ половиною верстъ въ часъ, что тогда произойдетъ? — спросилъ еще я.
— Тогда солнце, какъ во времена Іисуса Навина, остановится въ небесахъ и день или ночь никогда не кончатся.
— Можно ли и на землѣ всѣ эти штуки продѣлать? — приставалъ я къ физику.
— Можно, если ты только въ состояніи бѣжать, ѣхать или летѣть на землѣ со скоростію до тысячи-пятисотъ-сорока верстъ въ часъ и болѣе.
— Какъ? въ пятнадцать разъ скорѣе бури или урагана? Ну, за это я не берусь, то есть забылъ — не взялся бы!
— То-то! Что здѣсь возможно, даже легко, то вонъ на той землѣ, — физикъ показалъ пальцемъ на мѣсяцъ, — совсѣмъ немыслимо.
Такъ мы разсуждали, усѣвшись на камняхъ, ибо бѣжать было невозможно отъ жары, о чемъ я уже говорилъ. Утомленные мы скоро заснули.
Насъ разбудила значительная свѣжесть. Бодро вскочивъ и припрыгивая аршинъ на пять, опять побѣжали мы на западъ, склоняясь къ экватору.
Вы помните, — мы опредѣлили широту нашей хижины въ 40°; поэтому до экватора оставалось порядочное разстояніе. Но не считайте, пожалуйста, градусъ широты на лунѣ такой же длины, какъ и на землѣ. Не забывайте, что величина луны относится къ величинѣ земли, какъ вишня къ яблоку: градусъ лунной широты поэтому не болѣе тридцати верстъ, тогда какъ земной — сто-четыре версты.
О приближеніи къ экватору мы, между прочимъ, убѣждались тѣмъ, что температура глубокихъ расщелинъ, представляющихъ среднюю температуру, постепенно повышалась и, достигнувъ высоты 20° Р., остановилась на этой величинѣ; потомъ даже стала уменьшаться, что указывало на переходъ въ другое полушаріе.


«…я спалъ болѣзненным сномъ…»
Точнѣе свое положение мы опредѣляли астрономически.
Но прежде чѣмъ мы перебѣжали экваторъ, мы встрѣтили много горъ и сухихъ «морей».
Форма лунныхъ горъ прекрасно извѣстна земнымъ жителямъ. Это, по большей части, круглая гора съ котловиной по серединѣ.
Котловина же не всегда пуста, не всегда оказывается кратеромъ новѣйшимъ: въ серединѣ его иногда возвышается еще цѣлая гора и опять съ углубленіемъ, которое оказывается кратеромъ болѣе новымъ, но рѣдко, рѣдко дѣйствующимъ — съ краснѣющею внутри, на самомъ днѣ его лавою.
Не вулканы ли эти въ былое время выбросили довольно часто находимые нами камни? Иное происхожденіе ихъ мнѣ непонятно.
Мы нарочно изъ любопытства иногда пробѣгали мимо вулкановъ, по самому ихъ краю и, заглядывая внутрь кратеровъ, два раза видѣли сверкающую и переливающуюся волнами лаву.
Однажды въ сторонѣ даже замѣтили надъ вершиною одной горы огромный и высокій снопъ свѣта, состоящій, вѣроятно, изъ большого числа накаленныхъ до свѣченія камней; сотрясеніе отъ паденія ихъ достигло и нашихъ легкихъ здѣсь ногъ.
Вслѣдствіе ли недостатка кислорода на лунѣ, или вслѣдствіе другихъ причинъ, только намъ попадались неокисленные металлы и минералы, всего чаще алюминій.
Низкія и ровныя пространства, сухія «моря» въ иныхъ мѣстахъ, вопреки убѣжденіямъ физика, были покрыты явными, хотя и жалкими слѣдами нептунической дѣятельности. Мы любили такія, нѣсколько пылъныя отъ прикосновенія ногъ, низменности; но мы такъ скоро бѣжали, что пыль оставалась позади и тотчасъ же улегалась, такъ какъ ея не поднималъ вѣтеръ и не сыпалъ ею намъ въ глаза и носъ. Мы любили ихъ потому, что набивали пятки по каменистымъ мѣстамъ, и они замѣняли намъ мягкіе ковры или траву. Затруднять бѣга этотъ наносный слой не могъ, по причинѣ его малой толщины, не превышающей нѣсколькихъ дюймовъ или линій.
Мы копались въ немъ и находили засохшій илъ, песокъ, глину, известь, немного угля и иногда раковины и трупы какихъ-то червей; а можетъ-быть, это и не черви: разглядывать подробно намъ было некогда да и не особенно хотѣлось.
— Итакъ, физикъ, твои предположенія оказались ошибочными,— говорилъ я, указывая на раковины и поднося ему ихъ къ самому носу.
Вмѣсто отвѣта онъ указалъ мнѣ вдаль рукою, и я увидѣлъ съ правой стороны какъ бы костеръ, разбрызгивающій по всѣмъ направленіямъ красныя искры. Послѣднія описывали красивыя дуги.
По согласію дѣлаемъ крюкъ, чтобы объяснить себѣ причину этого явленія.
Когда мы прибѣжали къ мѣсту, то увидѣли разбросанные куски болѣе или менѣе накаленнаго желѣза. Маленькіе куски уже успѣли остынуть, большіе были еще красны.
— Это метеорное желѣзо,—сказалъ физикъ, взявъ въ руки одинъ изъ остывшихъ кусковъ аэролита.
— Такіе же куски падаютъ и на землю, — продолжалъ физикъ, — и я не разъ видалъ ихъ въ музеумахъ.
— Не правильно только названіе этихъ небесныхъ камней или, точнѣе, — тѣлъ.
— Въ особенности это назваиіе не примѣнимо тутъ, налунѣ, гдѣ нѣтъ атмосферы. Они и не бываютъ здѣсь видны до тѣхъ поръ, пока не ударятся о гранитную почву и не накалятся вслѣдствіе преврашенія работы ихъ движенія въ тепло. На землѣ же они замѣтны при самомъ почти вступленіи въ атмосферу, такъ какъ накаляются еще въ ней черезъ треніе о воздухъ.
Перебѣжавъ экваторъ, мы опять рѣшили уклониться къ сѣверному полюсу.
Удивительны были скалы и груды камней.
Ихъ формы и положенія были довольно смѣлы. Ничего подобнаго мы не видали на землѣ.
Если бы переставить ихъ туда, то есть на вашу планету, они неминуемо бы, со страшнымъ грохотомъ, рухнули. Здѣсь же ихъ причудливыя формы объясняются малой тяжестію, не могущей ихъ повалить.
Мы мчались и мчались, все болѣе и болѣе приближаясь къ полюсу. Температура въ расщелинахъ все понижалась. На поверхности же мы не чувствовали этого, потому что нагоняли постепенно солнце. Скоро намъ предстояло увидѣть чудесный восходъ его на западѣ.
Мы бѣжали не быстро: не было въ этомъ надобности.
Для сна уже не спускались въ расщелины, потому что не хотѣли холода, а прямо отдыхали и ѣли, гдѣ останавливались.
Засыпали и на ходу, предаваясь безсвязнымъ грезамъ; удивляться этому не слѣдуетъ, зная, что и на землѣ подобные факты наблюдаются; тѣмъ болѣе они возможны здѣсь, гдѣ стоять то же, что у васъ — лежать (относительно тяжести говоря).
VI.[править]
Мѣсяцъ опускался все ниже, освѣщая насъ и лунные ландшафты то слабѣе, то сильнѣе, смотря по тому, какой стороной къ намъ обращался — водной или почвенной, — или потому, въ какой степени ея атмосфера была насыщена облаками.
Пришло и такое время, когда онъ коснулся горизонта и сталъ за него заходить, — это означало, что мы достигли другого полушарія, не видимаго съ земли.
Часа черезъ 4 онъ совсѣмъ сокрылся, и мы видѣли только нѣсколько освѣщенныхъ имъ вершинъ. Но и онѣ потухли. Мракъ былъ замѣчательный. Звѣздъ — бездна. Только въ порядочный телескопъ можно съ земли ихъ столько видѣть.
Непріятна, однако, ихъ безжизненность, неподвижность, далекая отъ неподвижности голубого неба тропическихъ странъ.
И черный фонъ тяжелъ!
Что это вдали такъ сильно свѣтитъ?
Черезъ полчаса узнаемъ, что это верхушка горы. Засіяли еще и еще такія же верхушки.
Приходится взбѣгать на гору. Половина ея свѣтится! Тамъ солнце! Но пока мы взбѣжали на нее, она уже успѣяа погрузиться въ темноту, и солнца съ нея не было видно.
Очевидно, это мѣстность заката.
Припустились поскорѣе.
Летимъ, какъ стрѣлы, пущенныя изъ лука.
Могли бы и не спѣшить такъ; все равно бы увидали солнце, восходящее на западѣ, если бы бѣжали и со скоростію 5 верстъ въ часъ, то есть не бѣжали, — какой это бѣгъ — а шли!
Нѣтъ — нельзя не торопиться.
И вотъ, о чудо!..
Заблистала восходящая звѣзда на западѣ. Размѣръ ея быстро увеличивался… Виденъ цѣлый отрѣзокъ солнца.
…Все солнце!.. оно поднимается, отдѣляется отъ горизонта…
…Выше и выше!
И между тѣмъ все это только для насъ бѣгущихъ, вершины же горъ, остающихся позади насъ, тухнутъ одна за другой.
Если бы не глядѣть на эти надвигающія тѣни, иллюзія была бы полная.
— Довольно, устали! — шутливо воскликнулъ физикъ, обращаясь къ солнцу, — можешь отправиться на покой.
— Иди себѣ съ Богомъ назадъ.
Мы усѣлись и дожидались того момента, когда солнце, заходя обычнымъ порядкомъ, скроется изъ глазъ.
— Кончена комедія.
Мы повертѣлись и заснули крѣпкимъ сномъ.
Когда проснулись, то опять, но не спѣша, единственно ради тепла и свѣта, нагнали солнце и уже не выпускали его изъ виду. Оно то подымалось, то опускалось, но постоянно было на небѣ и не переставало насъ согрѣвать. Засыпали мы — солнце было довольно высоко, просыпались — каналья солнце дѣлало поползновеніе зайти, но мы во-время укрощали его и заставляли снова подыматься. Приближаемся къ полюсу.
Солнце такъ низко и тѣни такъ громадны, что, перебѣгая ихъ, мы порядочно зябнемъ. Вообще контрастъ температуръ поразителенъ. Какое-нибудь выдающееся мѣсто нагрѣлось до того, что къ нему нельзя подойти близко. Другія же мѣста, лежащія по пятнадцати и болѣе сутокъ (по земному) въ тѣни, нельзя пробѣжать, не рискуя схватить ревматизмъ. Не забывайте, что здѣсь солнце, и почти лежащее на горизонтѣ, нагрѣваетъ плоскости камней (обращенныхъ къ его лучамъ), нисколько не слабѣе, а даже раза въ два сильнѣе, чѣмъ земное солнце, стоящее надъ самой головой. Конечно, этого не можетъ быть въ полярныхъ странахъ земли, потому что сила солнечныхъ лучей, во-первыхъ, почти поглощается толщей атмосферы, во-вторыхъ, — оно у васъ не такъ упрямо свѣтитъ и на полюсѣ; каждые двадцать-четыре часа свѣтъ и солнце обходятъ камень кругомъ, хотя и не выпускаютъ его изъ виду. Вы скажете: а теплопроводность? Должно же тепло камня или горы уходить въ холодную и каменную почву? — Иногда, — отвѣчу я, — оно и уходитъ, когда гора составляетъ одно цѣлое съ материкомъ; но множество глыбъ гранита просто, — несмотря на свою величину, — брошены и прикасаются къ почвѣ или къ другой глыбѣ тремя-четырьмя точками. Черезъ эти точки тепло уходитъ крайне медленно, лучше сказать — незамѣтно. И вотъ, масса нагрѣвается и нагрѣвается, лучеиспусканіе же такъ слабо.
Затрудняли насъ, впрочемъ, не камни эти, а очень охлажденныя и лежащія въ тѣни долины. Онѣ мѣшали приближенію нашему къ полюсу, потому что чѣмъ ближе къ нему, тѣмъ тѣнистыя пространства обширнѣе и непроходимѣе.
Еще будь тутъ времена года болѣе замѣтны, а то ихъ здѣсь почти нѣтъ: лѣтомъ солнце на полюсѣ не подымается выше пяти градусовъ, тогда какъ на землѣ это поднятіе впятеро больше.
Да и когда мы дождемся лѣта, которое, пожалуй, и дозволитъ, съ грѣхомъ пополамъ, достигнуть полюса?
Итакъ, подвигаясь по тому же направленію за солнцемъ и дѣлая кругъ, или, вѣрнѣе, спираль на лунѣ, снова удаляемся отъ этого замороженнаго мѣстами пункта съ набросанными повсюду горячими камнями.
Мы не желали ни морозиться ни обжигаться!.. Удаляемся и удаляемся… Все жарче и жарче… Принуждены потерять солнце. Принуждены отстать отъ него, чтобы не зажариться. Бѣжимъ въ темнотѣ сперва и украшенной немного свѣтлыми вершинами горныхъ хребтовъ. Но ихъ уже нѣтъ. Бѣжимъ легче; много съѣдепо и выпито.
Скоро покажется мѣсяцъ, который мы заставили двигаться.
Вотъ онъ.
Привѣтствуемъ тебя, о дорогая земля!
Нешутя мы ей обрадовались.
Еще бы! пробыть столько времени въ разлукѣ!
Много и еще протекло часовъ. Хотя мѣста эти и горы никогда нами не виданы, но онѣ не привлекаютъ нашего любопытства и кажутся однообразными. Все надоѣло, всѣ эти чудеса. Сердце щемитъ, сердце болитъ. Видъ прекрасной, но недоступной земли только растравляетъ боль воспоминаній, язвы невозвратимыхъ утратъ. Скорѣй бы хоть достигнуть жилища! Сна нътъ! Но и тамъ, въ жилищѣ, что насъ ожидаетъ? Знакомые, но неодушевленные предметы, способные еще болѣе уколоть и уязвить сердце.
Откуда поднялась эта тоска?.. Мы прежде ея почти не знали. Не заслонялъ ли ее тогда интересъ окружающего, неуспѣвшаго еще прискучить, интересъ новизны?
Намъ хотѣлось умереть.
Скорѣе къ жилищу, чтобы хоть не видѣть этихъ мертвыхъ звѣздъ и траурнаго неба!
Оно, должно-быть, близко. Оно тутъ, астрономически это мы узнаемъ и, несмотря на несомнѣнныя указанія, не только не находимъ знакомаго двора, но даже не узнаемъ ни одного вида, ни одной горы, которые должны быть намъ извѣстны.
Ходимъ и ищемъ.
Туда и сюда! — Нѣтъ нигдѣ.
Въ отчаяніи садимся и засыпаемъ.
Насъ пробуждаетъ холодъ.
Подкрѣпляемъ себя пищей, которой ужь немного осталось.
Приходится спасаться отъ холода бѣгствомъ.
Какъ назло, не попадается ни одной подходящей трещины, гдѣ мы могли бы укрыться отъ холода.
Опять бѣжать за солнцемъ. Бѣжать подобно рабамъ, прикованнымъ къ колесницѣ! Бѣжать вѣчно!
О, далеко не вѣчно! Осталась только одна порція пищи.
Что тогда?
Съѣдена порція, послѣдняя порція!
Сонъ смежилъ наши очи. Холодъ заставилъ насъ братски прижаться другъ къ другу.
И куда подѣвались эти ущелія, попадающіяся тогда, когда они не были нужны?
Недолго мы спали: холодъ, еще болѣе сильный, пробудилъ насъ. Безцеремонный и безпощадный! Не далъ и трехъ часовъ проспать. Не далъ выспаться.
Безсильные, ослабленные тоской, голодомъ и надвигающимся холодомъ, мы не могли бѣжать съ прежней быстротой.
Мы замерзали!
Сонъ клонилъ то меня — и физикъ удерживалъ друга, то его самого, — и я удерживалъ отъ сна, отъ смертельнаго сна, физика, научившаго меня понять значеніе этого ужаснаго послѣдняго усыпленія.
Мы поддерживали и укрѣпляли другъ друга. Намъ не приходила, какъ я теперь припоминаю, даже мысль покинуть другъ друга и отдалить часъ кончины.
Физикъ засыпалъ и бредилъ о землѣ; я обнималъ его тѣло, стараясь согрѣть своимъ………..
Соблазнительныя грезы: о теплой постели, объ огонькѣ камина, о пищѣ и винѣ овладѣли мной… Меня окружаютъ домашніе… Ходятъ за мной, жалѣютъ… Подаютъ . . . .


Мечты, мечты!.. Голубое небо, снѣгъ на сосѣднихъ крышахъ… Пролетѣла птица… Лица, лица знакомыя… Докторъ .. Что онъ говоритъ?..
— «Летаргія, продолжительный сонъ, опасное положеніе… Значительное уменьшеніе въ вѣсѣ… Сильно исхудалъ… Ничего! Дыханіе улучшилось… Чувствительность возстановляется… Опасность миновала».
Кругомъ радостныя, хотя и заплаканныя лица…
Сказать короче, я спалъ болѣзненнымъ сномъ и теперь проснулся: легъ на землѣ и пробудился на землѣ; тѣло оставалось здѣсь, мысль же улетѣла на луну.
Тѣмъ не менѣе, я долго бредилъ: спрашивалъ про физика, говорилъ о лунѣ, удивлялся, какъ попали на нее мои друзья; земное мѣшалъ съ небеснымъ: то воображалъ себя на землѣ, то опять возвращался на луну.
Докторъ не велѣлъ со мной спорить и меня раздражать… Боялись помѣшательства.
Очень медленно приходилъ я въ сознаніе и еще медленнѣе поправлялся.
Нечего и говорить, что физикъ очень удивился, когда я, по выздоровленіи, разсказалъ ему всю эту исторію. Онъ совѣтовалъ мнѣ ее записать и немного дополнить своими объясненіями.

Очень медленно приходилъ я въ сознаніе и еще медленнѣе поправлялся.
Нечего и говорить, что физикъ очень удивился, когда я, по выздоровленіи, разсказалъ ему всю эту исторію. Онъ совѣтовалъ мнѣ ее записать и немного дополнить своими объясненіями.

Коллектив и корпоративная культура
Начальство и его уважение к сотрудникам
Рабочее место и условия работы
Социальный пакет и льготы
Перспективы работы в компании