эксперт софт , пинцип работы.
Вам предлагается, к примеру, зарплата в размере $500, но оговаривается, что во время испытательного срока она составит $250, то есть меньше наполовину. Потом вас используют в качестве «свежей крови» на два или три месяца, а потом на ваше место возьмут следующего, обвинив вас в некомпетентности.

Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как с севера подул
холодный ветер. Небо покрылось тучами. Началась сильнейшая качка.
Я никогда еще не бывал в море, и мне стало худо. Голова у меня
закружилась, ноги задрожали, меня затошнило, я чуть не упал. Всякий раз,
когда на корабль налетала большая волна, мне казалось, что мы сию минуту
утонем. Всякий раз, когда корабль падал с высокого гребня волны, я был
уверен, что ему уже никогда не подняться.
Тысячу раз я клялся, что, если останусь жив, если нога моя снова
ступит на твердую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и никогда за всю
жизнь не взойду больше на палубу корабля.
Этих благоразумных мыслей хватило у меня лишь на то время, пока
бушевала буря.
Но ветер стих, волнение улеглось, и мне стало гораздо легче.
Понемногу я начал привыкать к морю. Правда, я еще не совсем отделался от
морской болезни, но к концу дня погода прояснилась, ветер совсем утих,
наступил восхитительный вечер.
Всю ночь я проспал крепким сном. На другой день небо было такое же
ясное. Тихое море при полном безветрии, все озаренное солнцем,
представляло такую прекрасную картину, какой я еще никогда не видал. От
моей морской болезни не осталось и следа. Я сразу успокоился, и мне стало
весело. С удивлением я оглядывал море, которое еще вчера казалось буйным,
жестоким и грозным, а сегодня было такое кроткое, ласковое.
Тут, как нарочно, подходит ко мне мой приятель, соблазнивший меня
ехать вместе с ним, хлопает по плечу и говорит:
- Ну, как ты себя чувствуешь, Боб? Держу пари, что тебе было страшно.
Признавайся: ведь ты очень испугался вчера, когда подул ветерок?
- Ветерок? Хорош ветерок! Это был бешеный шквал. Я и представить себе
не мог такой ужасной бури!
- Бури? Ах ты, глупец! По-твоему, это буря? Ну, да ты в море еще
новичок: не мудрено, что испугался... Пойдем-ка лучше да прикажем подать
себе пуншу, выпьем по стакану и позабудем о буре. Взгляни, какой ясный
день! Чудесная погода, не правда ли? Чтобы сократить эту горестную часть
моей повести, скажу только, что дело пошло, как обыкновенно у моряков: я
напился пьян и утопил в вине все свои обещания и клятвы, все свои
похвальные мысли о немедленном возвращении домой. Как только наступил
штиль и я перестал бояться, что волны проглотят меня, я тотчас же позабыл
все свои благие намерения.
На шестой день мы увидели вдали город Ярмут. Ветер после бури был
встречный, так что мы очень медленно подвигались вперед. В Ярмуте нам
пришлось бросить якорь. Мы простояли в ожидании попутного ветра семь или
восемь дней.
В течение этого времени сюда же пришло много судов из Ньюкасла. Мы,
впрочем, не простояли бы гак долго и вошли бы в реку вместе с приливом, но
ветер становился все свежее, а дней через пять задул изо всех сил.
Так как на нашем корабле якоря и якорные канаты были крепкие, наши
матросы не выказывали ни малейшей тревоги. Они были уверены, что судно
находится в полной безопасности, и, по обычаю матросов, отдавали все свое
свободное время веселым развлечениям и забавам.
Однако на девятый день к утру ветер еще посвежел, и вскоре разыгрался
страшный шторм. Даже испытанные моряки были сильно испуганы. Я несколько
раз слышал, как наш капитан, проходя мимо меня то в каюту, то из каюты,
бормотал вполголоса: "Мы пропали! Мы пропали! Конец!"
Все же он не терял головы, зорко наблюдал за работой матросов и
принимал все меры, чтобы спасти свой корабль.
До сих пор я не испытывал страха: я был уверен, что эта буря так же
благополучно пройдет, как и первая. Но когда сам капитан заявил, что всем
нам пришел конец, я страшно испугался и выбежал из каюты на палубу.
Никогда в жизни не приходилось мне видеть столь ужасное зрелище. По морю,
словно высокие горы, ходили громадные волны, и каждые три-четыре минуты на
нас обрушивалась такая гора.
Сперва я оцепенел от испуга и не мог смотреть по сторонам. Когда же
наконец я осмелился глянуть назад, я понял, какое бедствие разразилось над
нами. На двух тяжело груженных судах, которые стояли тут же неподалеку на
якоре, матросы рубили мачты, чтобы корабли хоть немного освободились от
тяжести.
Кто-то крикнул отчаянным голосом, что корабль, стоявший впереди, в
полумиле от нас, сию минуту исчез под водой.
Еще два судна сорвались с якорей, буря унесла их в открытое море. Что
ожидало их там? Все их мачты были сбиты ураганом.
Мелкие суда держались лучше, но некоторым из них тоже пришлось
пострадать: два-три суденышка пронесло мимо наших бортов прямо в открытое
море.
Вечером штурман и боцман пришли к капитану и заявили ему, что для
спасения судна необходимо срубить фок-мачту.
- Медлить нельзя ни минуты! - сказали они. - Прикажите, и мы срубим
ее.
- Подождем еще немного, - возразил капитан. - Может быть, буря
уляжется.
Ему очень не хотелось рубить мачту, но боцман стал доказывать, что,
если мачту оставить, корабль пойдет ко дну, - и капитан поневоле
согласился.
А когда срубили фок-мачту, грот-мачта стала так сильно качаться и
раскачивать судно, что пришлось срубить и ее.
Наступила ночь, и вдруг один из матросов, спускавшийся в трюм,
закричал, что судно дало течь. В трюм послали другого матроса, и он
доложил, что вода поднялась уже на четыре фута.
Тогда капитан скомандовал:
- Выкачивай воду! Все к помпам!
Когда я услыхал эту команду, у меня от ужаса замерло сердце: мне
показалось, что я умираю, ноги мои подкосились, и я упал навзничь на
койку. Но матросы растолкали меня и потребовали, чтобы я не отлынивал от
работы.
- Довольно ты бездельничал, пора и потрудиться! - сказали они.
Нечего делать, я подошел к помпе и принялся усердно выкачивать воду.
В это время мелкие грузовые суда, которые не могли устоять против
ветра, подняли якоря и вышли в открытое море.
Увидев их, наш капитан приказал выпалить из пушки, чтобы дать им
знать, что мы находимся в смертельной опасности. Услышав пушечный залп и
не понимая, в чем дело, я вообразил, что наше судно разбилось. Мне стало
так страшно, что я лишился чувств и упал. Но в ту пору каждый заботился о
спасении своей собственной жизни, и на меня не обратили внимания. Никто не
поинтересовался узнать, что случилось со мной. Один из матросов стал к
помпе на мое место, отодвинув меня ногою. Все были уверены, что я уже
мертв. Так я пролежал очень долго. Очнувшись, я снова взялся за работу. Мы
трудились не покладая рук, но вода в трюме поднималась все выше.
Было очевидно, что судно должно затонуть. Правда, шторм начинал
понемногу стихать, но для нас не предвиделось ни малейшей возможности
продержаться на воде до той поры, пока мы войдем в гавань. Поэтому капитан
не переставал палить из пушек, надеясь, что кто-нибудь спасет нас от
гибели.
Наконец ближайшее к нам небольшое судно рискнуло спустить шлюпку,
чтобы подать нам помощь. Шлюпку каждую минуту могло опрокинуть, но она все
же приблизилась к нам. Увы, мы не могли попасть в нее, так как не было
никакой возможности причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех
сил, рискуя своей жизнью для спасения нашей. Мы бросили им канат. Им долго
не удавалось поймать его, так как буря относила его в сторону. Но, к
счастью, один из смельчаков изловчился и после многих неудачных попыток
схватил канат за самый конец. Тогда мы подтянули шлюпку под нашу корму и
все до одного спустились в нее. Мы хотели было добраться до их корабля, но
не могли сопротивляться волнам, а волны несли нас к берегу. Оказалось, что
только в этом направлении и можно грести.
Не прошло и четверти часа, как наш корабль стал погружаться в воду.
Волны, швырявшие нашу шлюпку, были так высоки, что из-за них мы не
видели берега. Лишь в самое короткое мгновение, когда нашу шлюпку
подбрасывало на гребень волны, мы могли видеть, что на берегу собралась
большая толпа: люди бегали взад и вперед, готовясь подать нам помощь,
когда мы подойдем ближе. Но мы подвигались к берегу очень медленно.
Только к вечеру удалось нам выбраться на сушу, да и то с величайшими
трудностями.
В Ярмут нам пришлось идти пешком. Там нас ожидала радушная встреча:
жители города, уже знавшие о нашем несчастье, отвели нам хорошие жилища,
угостили отличным обедом и снабдили нас деньгами, чтобы мы могли добраться
куда захотим - до Лондона или до Гулля.
Неподалеку от Гулля был Йорк, где жили мои родители, и, конечно, мне
следовало вернуться к ним. Они простили бы мне самовольный побег, и все мы
были бы так счастливы!
Но безумная мечта о морских приключениях не покидала меня и теперь.
Хотя трезвый голос рассудка говорил мне, что в море меня ждут новые
опасности и беды, я снова стал думать о том, как бы мне попасть на корабль
и объездить по морям и океанам весь свет.
Мой приятель (тот самый, отцу которого принадлежало погибшее судно)
был теперь угрюм и печален. Случившееся бедствие угнетало его. Он
познакомил меня со своим отцом, который тоже не переставал горевать об
утонувшем корабле. Узнав от сына о моей страсти к морским путешествиям,
старик сурово взглянул на меня и сказал:
- Молодой человек, вам никогда больше не следует пускаться в море. Я
слышал, что вы трусливы, избалованы и падаете духом при малейшей
опасности. Такие люди не годятся в моряки. Вернитесь скорее домой и
примиритесь с родными. Вы сами на себе испытали, как опасно путешествовать
по морю.
Я чувствовал, что он прав, и не мог ничего возразить. Но все же я не
вернулся домой, так как мне было стыдно показаться на глаза моим близким.
Мне чудилось, что все наши соседи будут издеваться надо мной; я был
уверен, что мои неудачи сделают меня посмешищем всех друзей и знакомых.
Впоследствии я часто замечал, что люди, особенно в молодости, считают
зазорными не те бессовестные поступки, за которые мы зовем их глупцами, а
те добрые и благородные дела, что совершаются ими в минуты раскаяния, хотя
только за эти дела и можно называть их разумными. Таким был и я в ту пору.
Воспоминания о бедствиях, испытанных мною во время кораблекрушения,
мало-помалу изгладились, и я, прожив в Ярмуте две-три недели, поехал не в
Гулль, а в Лондон.

Да, Валентин Б. написал правдивый отзыв. Для него действительно это место работы оказалось ужасным. Мы долго не держим в команде людей, предпочитающих ИБД (иммитацию бурной деятельности).
За 2 месяца работы он не сделал ни одного модуля php. Мы переписали все заново. Через месяц он сказал что ему проект не интересен и мы пошли навстречу и предложили разработать приложение под iPhone и выдали Macbook Air.
Насчет ненормированного рабочего дня он тоже указал правильно. Мы ему предложили бонус за разработку раньше срока, поэтому он согласился поработать сверурочно.
За 2-й месяц работы он, кроме того, что не сделал ничего по приложению, что можно было бы показать клиенту (и клиент ушел), так еще и случайно поудалял важную информацию на ноутбуке и на iphone который ему дали для тестирования. Восстановить он не смог. Мне стыдно ставить гордое слово "программист" рядом с именем Валентин Б. Нельзя так безрезультатно работать. Плюс он очень неаккуратно относится к технике и загадил Macbook, поэтому не рекомендую выдавать ему что-то ценное.
Кроме того, Валентин Б. постоянно записывает телефонные разговоры на диктофон! по всей видимости опасаясь за то, что его кинут. Видимо до этого он уже получал по заслугам в своей жизни за свою неэтичность.
Нерезультативную и халатную работу нельзя поощрять.

Для справки: Среднее время работы программистов у нас больше 3 лет.