Никнейм: Нет (был(а) только на собеседовании, но впечатление осталось)
Дата собеседования: 2016

В одно утро, мы только что успели позавтракать - я сидел один под окном
и размышлял о возвращении дяди - апрельская оттепель парила и сверкала на
дворе,- вдруг в комнату вбежала Пульхерия Петровна. Она во всякое время была
очень проворна и егозлива,-говорила пискливым голоском и все размахивала
руками, а тут она просто так и накинулась на меня.
- Ступай! ступай сейчас к отцу, судырь!-затрещала она.- Что это за
шашни ты тут затеял, бесстыдник этакой! Вот будет ужо вам обоим! Настасей
Настасеич все ваши проказы на чистую воду вывел!.. Ступай! Отец тебя
зовет... Сею минутою ступай!
Ничего еще не понимая, последовал я за теткой - и, перешагнув порог
гостиной, увидал отца, ходившего большими шагами взад и вперед и ерошившего
хохол, Юшку в слезах у двери, а в углу, на стуле, моего крестного, Настасея
Наста-сеича - с выражением какого-то особенного злорадства в раздутых
ноздрях и загоревшихся, перекосившихся глазах.
Отец, как только я вошел, налетел на меня.
- Ты. подарил часы Юшке? сказывай! Я взглянул на Юшку...
- Сказывай же!-повторил отец и затопал ногами.
- Да,- отвечал я и немедленно получил размашистую пощечину, доставившую
большое удовольствие моей тетке. Я слышал, как она крякнула, словно глоток
горячего чаю отхлебнула.- Отец от меня перебежал к Юшке.
- А ты, подлец, не должен был сметь принять часы в по-. дарок,-
приговаривал он, таская его за волосы,- а ты их еще продал, бездельник!
Юшка действительно, как я узнал впоследствии, в простоте сердца снес
мои часы к соседнему часовщику. Часовщик вывесил их перед окном; Настасей
Настасеич, проходя мимо, увидал их, выкупил и принес к нам в дом.
Впрочем, расправа со мной и с Юшкой продолжалась недолго: отец
запыхался, закашлялся, да и не в нраве его было сердиться.
- Братец, Порфирий Петрович,- промолвила тетка, как только заметила, не
без некоторого, конечно, сожаления, что сердце с отца, как говорится,
соскочило,-вы больше не извольте беспокоиться: не стоит ручек ваших марать.
А я вот что предлагаю: с согласия почтенного Настасея Настасеича и по
причине такой большой неблагодарности вашего сынка - я часы эти возьму к
себе; а так как он поступком своим доказал, что недостоин носить их и даже
цены им не понимает, то я их от вашего имени подарю одному человеку, который
очень будет чувствовать вашу ласку.
- Кому это? - спросил отец.
- А Хрисанфу Лукичу,- промолвила тетка с небольшой запинкой.
- Хрисашке?-переспросил отец и, махнув рукой вот наступил мой именинный день! Приходит Настасей Настасеич к нам в
дом и говорит:
- Ничем-то я доселева, крестничек, тебя не дарил; зато посмотри, каку
штуку я тебе принес сегодня!
И достает он тут из кармана серебряные часы луковицей, с написанным на
циферблате розаном и с бронзовой цепочкой! Я так и сомлел от восторга,-а
тетка, Пелагея Петровна, как закричит во все горло:
- Целуй руку, целуй руки, паршивый! Я стал целовать у крестного отца
руку, а тетка, знай, причитывает:
- Ах, батюшка, Настасей Настасеич, зачем вы его так балуете! Где ему с
часами справиться? Уронит он их, наверное, разобьет или сломает!
Вошел отец, посмотрел на часы, поблагодарил Наста-сеича-небрежно
таково, да и позвал его к себе в кабинет. И слышу я, говорит отец, словно
про себя:
- Коли ты, брат, этим думаешь отделаться... Но я уже не мог устоять на
месте, надел на себя часы и бросился стремглав показывать свой подарок
Давыду.

Я снова вступил во владение часами, но удовольствия оно мне не
доставило никакого. Носить я их не решался: нужно было пуще всего скрыть от
Давыда то, что я сделал. Что бы он подумал обо мне, о моей бесхарактерности?
Даже запереть в ящик эти злополучные часы я не мог: у нас все ящики
были общие. Приходилось прятать их то на верху шкафа, то под матрацем,
то за печкой... И все-таки мне не удалось обмануть Давыда!
Однажды я, достав из-под половицы нашей комнаты часы, вздумал потереть
их серебряную спинку старой замшевой перчаткой. Давыд ушел куда-то в город;
я никак не ожидал, что он скоро вернется... вдруг он - шасть в дверь!
Я до того смутился, что чуть не выронил часов, и весь потерянный, с
зардевшимся до боли лицом, принялся ерзать ими по жилету, никак не попадая в
карман.
Давыд посмотрел на меня и, по своему обыкновению, улыбнулся молча.
- Чего ты? - промолвил он наконец.- Ты думаешь, я не знал, что часы
опять у тебя? Я в первый же день, как ты их принес, увидел их.
- Уверяю тебя,- начал я чуть не со слезами. Давыд пожал плечом.
- Часы твои; ты волен с ними делать, что хочешь.
Сказав эти жестокие слова, он вышел.
На меня нашло отчаяние. На этот раз уже не было никакого сомнения:
Давыд действительно презирал меня!.
Этого нельзя было так оставить!
"Докажу ж я ему",- подумал я, стиснув зубы, и тотчас же, твердым шагом
отправившись в переднюю, отыскал нашего казачка Юшку и подарил ему часы!
Юшка стал было отказываться, но я ему объявил, что если он не возьмет у
меня этих часов, я сию же минуту раздавлю, растопчу их ногами, расшибу их
вдребезги, брошу в помойную яму! Он подумал, хихикнул и взял часы. А я
возвратился в нашу комнату и, увидав Давыда, читавшего книгу, рассказал ему
свой поступок.
Давыд не отвел глаз от страницы и опять, пожав плечом и улыбнувшись про
себя, промолвил, что часы, мол, твои, и ты в них волен.
Но мне показалось, что он уже немножко меньше презирал меня.
Я был вполне убежден, что никогда более не подвергнусь новому упреку в
бесхарактерности, ибо эти часы, этот гадкий подарок моего гадкого крестного,
мне вдруг до такой степени опротивели, что я даже никак не в состоянии был
понять, как мог я сожалеть о них, как мог выканючивать их у какого-то
Трофимыча, который к тому же еще вправе думать, что обошелся со мною
великодушно!
Прошло несколько дней... Помнится, в один из них достигла и до нашего
города великая весть: император Павел скончался, и сын его, Александр, про
благодушие и человеколюбие которого носилась такая хорошая молва, вступил на
престол. Весть эта страшно взволновала Давыда: возможность
свидания, близкого свидания с отцом тотчас представилась ему. Мой
батюшка тоже обрадовался.
- Всех ссыльных теперь возвратят из Сибири и брата Егора, чай, не
забудут,- повторял он, потирая руки, кашляя и в то же время словно робея.
Мы с Давидом тотчас бросили работать и ходить в гимназию; мы даже не
гуляли, а все сидели где-нибудь в уголку да рассчитывали и соображали, через
сколько месяцев, сколько недель, сколько дней должен был вернуться "брат
Егор", и куда было ему писать, и как пойти ему навстречу, и каким образом мы
начнем жить потом? "Брат Егор" был архитектором; мы с Давыдом решили, что
ему следовало переселиться в Москву и строить там большие училища для бедных
людей, а мы бы пошли ему в помощники. О часах мы, разумеется, забыли
совершенно, к тому ж у Давыда завелись новые заботы... о них речь впереди;
но часам было еще суждено напомнить о себе.

Коллектив и корпоративная культура
Начальство и его уважение к сотрудникам
Рабочее место и условия работы
Социальный пакет и льготы
Перспективы работы в компании